Скарлетт - Страница 52


К оглавлению

52

Пока не пришла война. Первые залпы Гражданской войны прогремели в чарльстонском заливе. Для всех Чарльстон олицетворял таинственный и волшебный, пропахший магнолиями Юг.

И для Севера тоже. «Гордый и надменный Чарльстон» — повторяющийся мотив в нью-йоркских и бостонских газетах. Военное командование Союза решило разрушить заполненный цветами, окрашенный в пастельные тона старый город. Был блокирован вход в залив, установленные на ближайших островах пушки обстреливали узкие улочки и дома осажденного города, который продержался шестьсот дней, наконец армия Шермана пришла сжечь плантации вдоль рек. Когда войска Союза вошли в город, они увидели заброшенные руины. Им также пришлось встретиться с населением, которое осталось таким же гордым и надменным.

Люди восстановили свои крыши и окна, как смогли, и заперли свои двери. Они сохранили традиции веселиться. Они собирались для танцев в гостиных, произносили тосты в честь Юга, запивая их простой водой из разбитых чашек. «Голодными вечеринками» называли они свои сборища и смеялись. Могли закончиться времена французского шампанского в хрустальных бокалах, но они все еще были чарльстонцами. Они потеряли все, чем обладали, но у них остались общие традиции и мода. Война была закончена, но они не были разбиты. Их никогда не одолеют, что бы ни делали эти проклятые янки. Никогда, пока они держатся вместе. И не пускают больше никого в их закрытый круг.

Военная оккупация и крайности правительства Реконструкции испытывали их характер, но они выстояли. Один за другим все остальные штаты Конфедерации были присоединены к Союзу, их управление опять отдано населению штата. Но не Южная Каролина. И, в особенности, не Чарльстон. Более десяти лет после завершения войны вооруженные солдаты патрулировали старые улицы, навязывая комендантский час. Постоянно меняющийся контроль затрагивал практически все, начиная от кусочка решимости сохранить старый стиль жизни. После своей работы в качестве клерков и служащих бывшие владельцы плантаций приезжали или приходили на окраины города, чтобы восстановить двухмильный овал Чарльстонского ипподрома и посадить в пропитанной кровью земле вокруг него семена травы, купленные на сложенные гроши вдов.

Понемножку, по символам и по дюймам, чарльстонцы восстанавливали их возлюбленный мир. Но в нем не было места для тех, кто раньше к нему не принадлежал.

Глава 15

Панси не могла скрыть свое удивление от распоряжений, которые отдавала ей Скарлетт, когда она впервые раздевалась перед сном в доме Батлеров.

— Возьми зеленый прогулочный костюм, который я надевала сегодня утром, и хорошенько почисти его. Затем спори всю отделку, включая золотые пуговицы, и пришей вместо них простые черные.

— Где я возьму просто черные пуговицы, мисс Скарлетт?

— Не беспокой меня такими глупыми вопросами. Спроси служанку миссис Батлер. Как ее имя? Селли. И разбуди меня завтра в пять часов.

— Пять часов?

— Ты что, оглохла? Ты слышала меня? Теперь проваливай. Я хочу, чтобы этот зеленый наряд был готов, когда я проснусь.

Скарлетт благодарно утонула в пуховом матрасе и подушках. Это был переполненный, слишком эмоциональный день. Встреча с мисс Элеонорой, затем магазины, потом это глупое собрание Конфедератского дома, потом появление Ретта с серебряным чайным сервизом… Она хотела, чтобы он был здесь, но, может, лучше подождать несколько дней, пока она действительно не будет принята в Чарльстоне. Этот несчастный Росс! Она не будет думать ни о нем, ни о том, что он сказал ей. Мисс Элеонора отказала ему от дома, и ей не придется больше его встречать. Она подумает о чем-нибудь еще. Она подумает о мисс Элеоноре, которая любит ее и которая поможет ей получить Ретта обратно.

— Рынок, — сказала мисс Элеонора, — это место встречи всех жителей Чарльстона, и там можно услышать все новости.

Итак, она пойдет на рынок завтра. Скарлетт не очень хотелось идти так рано, в шесть часов. Но дела заставляют. Скарлетт быстро заснула.

Рынок был отличным местом, где Скарлетт могла начать жизнь чарльстонской леди. Рынок был внешней, видимой формой чарльстонского духа. С первых дней города он был местом, где чарльстонцы покупали себе продукты. Хозяйка или, в редких случаях, мужчина выбирали и платили за них, а слуга или кучер клали их в корзину, висящую у них на руке. До войны продукты продавали слуги, которые доставляли их с плантаций. Многие продавцы остались на своих местах, только теперь они были свободными, а корзины носили те же слуги, за работу которым теперь платили. Для Чарльстона было важно, что не нарушался привычный уклад жизни.

Традиция была краеугольным камнем общества, прирожденным правом жителей Чарльстона, бесценным наследием, которое ни саквояжник, ни солдат не могли украсть. Манифестом ее был рынок. Чужаки могли ходить туда за покупками, это была общественная собственность. Но это было испытанием для них. Ведь чужаки никак не могли понравиться женщине, торгующей овощами, или мужчине, продающему крабов. Черные граждане были такими же гордыми чарльстонцами, как и белые. Когда посторонний человек уходил, весь рынок звенел от смеха. Рынок был только для жителей Чарльстона.

Скарлетт передернула плечами, чтобы приподнять свой воротник повыше. Холодный ветер задувал под одежду, и она дрожала. Ее глаза, казалось, были полны угольков, а ботинки были сделаны из свинца. Сколько миль может быть в пяти кварталах? Она ничего не может разглядеть. Уличные фонари — это только бледные круги в тумане, в прозрачной серой предрассветной полутьме.

52