— Если вы будете так любезны, леди…
Когда он скрылся за шторой в дальнем конце магазина, Элеонора наклонилась к Скарлетт и прошептала ей на ухо:
— Посмотри поближе на его волосы, когда он встанет на колени, чтобы примерить тебе ботинки. Он красит их сапожной ваксой.
Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы не рассмеяться, когда она увидела, что миссис Батлер была абсолютно права, особенно после быстрых взглядов Элеоноры с конспираторской искринкой в ее темных глазах. Когда они вышли из магазина, Скарлетт захихикала.
— Вам не следовало бы мне этого говорить, мисс Элеонора. Я чуть было не устроила там спектакль.
Миссис Батлер спокойной улыбнулась:
— А теперь пойдем к Онслоу, съедим по порции мороженого. Один из официантов там делает лучший самогон во всей Южной Каролине, я хочу заказать несколько кварт для пропитки фруктовых пирогов. Мороженое там также отличное.
— Мисс Элеонора!
— Моя дорогая, коньяк не достанешь ни за деньги, ни по дружбе. Нам всем как-то приходится выкручиваться, не так ли? И в этом что-то есть — в покупках на черном рынке, ты не думаешь?
Теперь Скарлетт уже не удивлялась, почему Ретт обожает свою мать.
Элеонора Батлер продолжала знакомить Скарлетт с жизнью Чарльстона, сводив ее в модный магазин тканей за отрезом хлопка (стоящая за прилавком женщина убила своего мужа швейной иголкой в сердце, но судья повел дело так, будто он сам упал на нее, когда был пьян); и к фармацевту (бедный человек, он был так близорук однажды, что заплатил небольшое состояние за необычную тропическую рыбку, хорошо сохранившуюся в спирте, которая, как он был убежден, была маленькой русалкой).
— За настоящими лекарствами ходи в магазин Брод-стрит, который я тебе покажу, — сказала миссис Батлер.
Скарлетт была глубоко огорчена, когда наступила пора идти домой. Она не помнила, чтобы она когда-нибудь так весело проводила время, и она почти взмолилась о визитах в еще несколько магазинов.
— Я думаю, мы поедем на трамвае обратно, — сказала миссис Батлер. — Я чувствую себя немного усталой.
И Скарлетт тут же стала волноваться. Была ли бледность Элеоноры знаком болезни или так превозносимой белизной кожи леди? Она поддерживала локоть своей свекрови, когда они садились в трамвай, раскрашенный в яркие зеленые и желтые цвета. Ретт ни за что не простит ей, если что-нибудь случится с его матерью. Она сама себе этого не простит.
Она наблюдала краешком глаза за миссис Батлер, пока движимый лошадьми вагончик медленно двигался по своим рельсам, но она не видела никакого внешнего признака несчастья. Элеонора бодро говорила о том, как они пойдут еще раз по магазинам вместе.
— Мы пойдем завтра на рынок, ты познакомишься со всеми, кого тебе надо знать. Это традиционное место, где узнают все новости. Газета никогда не печатает о действительно интересных вещах.
Вагончик качнулся и повернул налево, затем проехал один квартал и остановился на перекрестке. Скарлетт вздрогнула. Сразу же за окошком рядом с Элеонорой она увидела солдата в голубом, с ружьем на плече, идущего в тени высокой колоннады.
— Янки, — прошептала она.
Взгляд миссис Батлер проследил за глазами Скарлетт.
— Это точно, Джорджия освободилась от них, не так ли? Нас оккупируют так долго, что мы уже едва их замечаем. В феврале будет уже десять лет. Человек привыкает почти ко всему за десять-то лет.
— Я никогда не привыкну к ним, — прошептала Скарлетт, — никогда.
Внезапный шум заставил ее вздрогнуть. Затем она поняла, что это был бой курантов где-то у нее над головой. Вагончик проехал перекресток, поворачивая направо.
— Уже час, — сказала миссис Батлер, — не удивительно, что я устала, это было долгое утро.
Позади них куранты прекратили свою музыку. Единственный колокол пробил только один раз.
— Это хранитель времени каждого чарльстонца, — сказала Элеонора, — часы на колокольне Святого Михаила. Они отмечают наше рождение и уход.
Скарлетт смотрела на высокие дома и огороженные забором сады. Они все без исключения несли отметины войны. Рубцы от снарядов исполосовали все поверхности, и бедность была заметна везде: отслаивающаяся краска, окна, заколоченные накрест досками, разрывы и ржавчина, обезображивающие изысканные кованые железные балконы и ворота. Деревья вдоль дороги все были с маленькими стволами, они были посажены взамен прежних гигантов, уничтоженных бомбежкой. Проклятые янки!
Но, несмотря на это, солнце сверкало на отполированных медных ручках дверей, и чувствовался аромат цветов, растущих за садовыми оградами. «Они молодцы, эти чарльстонцы, — подумала она, — они не сдаются».
На последней остановке она помогла спуститься миссис Батлер. Перед ними был парк с аккуратно подстриженной травой и сверкающими белыми дорожками, которые закруглялись и огибали заново покрашенную сцену для оркестра, с чистой крышей в виде пагоды. За ней был залив. Она почувствовала запах воды и соли. Бриз шумел в листьях пальмовых деревьев в парке и развевал клочья мха на ветвях вечных дубов. Маленькие дети бегали, катая обручи, жонглируя мячиками, играя на траве под бдительным оком черных служанок, сидящих на скамеечках.
— Скарлетт, я надеюсь, ты простишь мне, я знаю, я не должна, но мне необходимо тебя спросить.
Щеки миссис Батлер покрылись пятнами румянца.
— Что такое, мисс Элеонора? Вы себя плохо чувствуете? Вы хотите, чтобы я сбегала за чем-нибудь? Присядьте.
— Нет, нет, я себя отлично чувствую. Я просто не могу вынести, не зная… Вы с Реттом когда-либо думали о том, чтобы завести еще одного ребенка? Я понимаю, что вы боитесь опять испытать горе, которое вы пережили, когда умерла Бонни…