После уплаты ренты фермеру мало что оставалось, а арендную плату англичане повышали по своей прихоти. Это было хуже издольщины, все равно как быть под янки после войны, когда они брали все, что хотели, а затем подняли налоги на Тару до небес. Ничего удивительно, что ирландцы так ненавидели англичан. Она будет ненавидеть янки до смерти.
Но скоро О'Хара станут свободными. Они будут так удивлены, когда она скажет им! Это будет довольно скоро, когда отремонтируют дома и подготовят поля. Она не хочет дарить им наполовину готовые подарки, она хочет, чтобы все было безупречно. Они так добры к ней. Они ее семья.
Подарки были ее секретом, она не говорила о них даже Колуму, а вынашивала это в себе еще с ночи в Голвее, когда у нее созрел план. Каждый раз, когда она смотрела на улицу Баллихары, ей придавало радости то, что она знала, какие дома будут домами О'Хара. У нее будет множество мест, куда пойти, много очагов, чтобы подставить свой стул, много домов с кузинами, которые будут играть с ее ребенком, ходить с ним в школу, отмечать праздники в Бит Хаусе.
И естественно, она и ее ребенок будут жить в громадном, фантастически элегантном Бит Хаусе. Большем, чем дом на Ист Бэттери, большем, чем дом в Данморе до того, как янки сожгли девять десятых его. И с землей, принадлежавшей семье О'Хара значительно раньше, чем кто-либо услышал о Данморе или Чарльстоне, или Ретте Батлере. Как он вытаращит глаза, как разобьется его сердце, когда он увидит красавицу-дочь (о, пожалуйста, пусть это будет девочка) в ее прекрасном доме. И она будет О'Хара, ребенок только матери.
Скарлетт лелеяла в мечтах день сладкой мести. На это нужны годы, а дома О'Хара будут скоро. Так скоро, как только она построит их.
Колум появился у дверей Скарлетт в конце августа на рассвете, когда небо еще розовело. Десять дородных мужчин молча стояли за его спиной в туманном полусвете.
— Вот люди для очистки твоих полей, — сказал он. — Ты счастлива, наконец?
Она завизжала от радости.
— Позволь мне набросить шаль, а то свежо, — сказала она, — я быстро. Проводи их на первое поле за воротами.
Одеться она еще не успела, волосы ее были в беспорядке, а ноги босы. Она торопилась, но волнение делало ее неуклюжей. Она так долго ждала! И с каждым днем ей все труднее становилось надевать ботинки. «О Боже, я так раздалась! Должно быть, у меня будет тройня. Черт возьми!» Скарлетт собрала волосы в пучок и воткнула шпильки, затем схватила шаль и босиком выбежала на улицу.
Мужчины угрюмо окружили Колума на подъездной дороге за открытыми воротами, заглушенной сорняками.
— Никогда не видел ничего подобного… это больше похоже на деревья, чем на сорняки… мне кажется, что это все крапива… потребуется целая жизнь, чтобы очистить один акр…
— Ну и компанию ты собрал, — звонко произнесла Скарлетт. — Вы что, боитесь руки испачкать?
На нее уставились с возмущением. Они уже слышали о маленькой женщине, управляющей всеми; ничего женственного в ней нет.
— Мы обсуждаем, с чего лучше начать, — примиряюще произнес Колум.
Скарлетт была настроена иначе.
— Вы никогда не начнете, если будете долго обсуждать. Я покажу вам, как начать.
Поддерживая левой рукой свой раздутый живот, она наклонилась и ухватила несколько стеблей крапивы у самого основания. С ворчанием и большим усилием она вырвала их из земли.
— Вот, — сказала она презрительно, — вы уже начали.
Она швырнула колкие растения к ногам мужчин. По всей ее руке из ран сочилась кровь. Скарлетт поплевала на ладонь и вытерла руку о черную вдовью юбку, затем тяжело поплелась прочь.
Мужчины уставились ей в спину. Сначала один, затем другой и наконец все сняли свои шляпы. Они не были единственными, кого Скарлетт О'Хара заставила уважать себя. Маляры поведали, что она способна забраться на самую высокую лестницу, передвигаясь, как краб, в своем положении, чтобы указать на пропущенные места или неровные мазки кисти. Плотники, которые попытались использовать недостаток гвоздей, обнаружили ее забивающей гвозди, когда пришли на работу. Она с таким грохотом захлопывала новые или заново навешанные двери, проверяя петли, что «могла бы воскресить и мертвого». Или залезала вовнутрь дымоходов с пучком пылающего камыша в руке, чтобы поискать сажу и проверить тягу. Кровельщики рассказывали, что «только сильная рука отца О'Хара удержала ее от стропил, по которым она хотела взобраться, чтобы сосчитать шиферную плитку». Она твердо держала всех в руках, а к себе относилась еще тверже.
А когда стемнело, каждого, оставшегося на работе так поздно, ожидали три кружки пива в баре, и даже когда кончалось питье, их хвастовство и жалобы, ее можно было видеть через кухонное окно, склонившейся над бумагами и делающей записи при свете лампы.
— Ты вымыла руки? — спросил Колум, входя в кухню.
— Да, и даже смазала их. Кругом беспорядок. Я иногда просто схожу с ума и не знаю, что делать. Я готовлю завтрак. Хочешь?
— Овсянка без соли? Лучше поем немного отварной крапивы.
Скарлетт ухмыльнулась.
— Тогда пойди и нарви сам. Я пока отказываюсь от соли, чтобы ноги не отекали так сильно. Но что-то не очень помогает. Я не могу надеть ботинки, не могу зашнуровать их. Через неделю или две я просто не смогу дотянуться до них. Я вычислила. Колум. У меня будет куча детей, а не один ребенок.
— Я тоже, как ты сказала, вычислил. Нужна женщина, чтобы помогать тебе. Он ожидал, что Скарлетт запротестует: она автоматически отвергала всякое предположение о том, что она не может делать все сама. Но она согласилась. Колум улыбнулся. Он сказал, что у него есть такая женщина, которая может помочь ей во всем, даже в бухгалтерии, если необходимо. Женщина в возрасте, но не настолько старая, чтобы не принять ее порядки, и не такая бесхарактерная, чтобы не постоять за себя, если нужно. У нее есть опыт ведения хозяйства, а также управления людьми и деньгами. Она была экономкой в Биг Хаусе вблизи Ларакор — это на другой стороне Трима. Она знает, как принимать роды, хотя и не акушерка. У нее у самой шестеро детей. Она может прийти к Скарлетт теперь, присматривать за ней и за домом, пока не будет восстановлен Бит Хаус, позже наймет женщин для ведения хозяйства, а сама будет управлять ими.