Скарлетт сделала нетерпеливый жест. Затем она заставила себя успокоиться. Авторитет Колума производил глубокое впечатление. Она также вспомнила, что ей нужно хорошо поесть и выпить молока, ради ребенка. Теперь она ощущала нежные толчки несколько раз в день.
После обеда она не могла сдержать гнев, когда Колум заявил, что не поедет сразу с ней. Ей надо было столько ему показать, о стольком поговорить, распланировать… и она хотела все немедленно!
— У меня дела в Маллингаре, — сказал он со спокойной несгибаемой твердостью. — Я буду дома через три дня, даю тебе слово. Я даже точно скажу время. Мы встретимся у Дэниэла в два часа дня.
— Мы увидимся в Баллихаре, — сказала Скарлетт. — Я уже переехала. Желтый дом посредине улицы. — Она отвернулась от него и сердито направилась к своей двуколке.
Поздно вечером, после того как бар Джима Райана закрылся, в дверь, закрытую только на задвижку, тихонько проскользнули один за другим люди, чтобы встретиться наверху. Колум детально изложил план действий.
— Эта возможность послана Богом, — сказал он с жаром, — весь город наш. Все члены фенианского братства, все их силы сконцентрированы в одном месте, куда англичане никогда не додумаются заглянуть. Весь мир считает, что моя кузина сумасшедшая: заплатила такую цену за собственность, которую могла приобрести даром, и избавила владельца от уплаты налогов. Она американка, а эта нация известна своими причудами. Англичане слишком поглощены насмешками над ней, чтобы подозревать что-то неладное в ее приобретении. Нам давно нужен надежный штаб. Скарлетт просто заставляет нас организовать его в городе, хотя сама ничего не знает.
Колум появился на заросшей соринками улице Баллихары в два часа сорок три минуты. Скарлетт стояла перед домом, подбоченясь.
— Ты опоздал, — обвинила она.
— Ох, но я уверена, ты простишь меня, когда узнаешь, что я привез с собой кузнеца, а его фургон с кузнечным горном, мехами и прочим находится в пути по дороге сюда.
Дом Скарлетт точно отражал ее сущность: сначала работа, а затем комфорт, если он вообще нужен. Колум осмотрел все нарочито ленивым взором. Разбитые окна гостиной были аккуратно прикрыты промасленной бумагой, наклеенной на стекла. По углам комнаты расставлен новый сельскохозяйственный инвентарь из блестящей стали. Полы чисто выметены, но не натерты. В кухне стояла простая узкая деревянная кровать с толстым соломенным матрасом, покрытым льняными простынями и шерстяным одеялом. В большом камине слабо горел торф. Единственной кухонной утварью был железный чайник и маленький горшок. На полке над камином стояли коробки с чаем и овсяной мукой, две чашки, блюдца, ложки и коробка спичек. Одинокий стул стоял у большого стола под окном. На столе лежала большая открытая бухгалтерская книга, в которой аккуратным почерком Скарлетт делала все записи. Две большие масляные лампы, чернильница, коробка с перьями и тряпочками для их вытирания, а также груда бумаг лежали на конце стола. Большая стопка бумаг находилась ближе к краю. Исписанные заметками и расчетами листки были прижаты большим камнем. Рядом на стене висела топографическая карта Баллихары. Там же над полкой, уставленной гребешками и щетками, баночками с серебряными крышками для шпилек, пудры, румян и глицеринового крема на розовой воде, красовалось зеркало. Колум сдержал улыбку, увидев все это. Но когда взгляд его упал на пистолет, висевший рядом, он рассердился.
— Тебя могут посадить в тюрьму за хранение оружия, — сказал он громко.
— Фиддл-ди-ди, — ответила Скарлетт, — капитан милиции дал его мне. Он сказал, что одинокая женщина, у которой много золота, должна иметь оружие для самозащиты. — Он поставил бы у моей двери одного из своих солдат-сосунков, если бы я разрешила.
Колум разразился смехом, что заставило ее с изумлением поднять брови. Она не понимала, что он нашел смешного в сказанном.
На полках в кладовке хранилось масло, молоко, сахар, стояла подставка с двумя тарелками, миска с яйцами, буханка черствого хлеба, с потолка свисал окорок. В углу стояли ведра с водой, банка с ламповым маслом и умывальник, оборудованный тазом, кувшином, мыльницей с мылом и вешалкой с крючками. Там висело одно полотенце. Одежда Скарлетт висела на гвоздях, вбитых в стену.
— Ты не используешь верхний этаж, — прокомментировал Колум.
— Зачем он мне? Все, что мне нужно, у меня здесь.
«Ты просто чудо, Колум, я глубоко потрясена». Скарлетт стояла в центре широкой улицы и смотрела на бурную деятельность, развернувшуюся по всей ее длине. Стук молотков слышался со всех сторон; чувствовался запах свежей краски; в дюжине домов сверкали новые окна; прямо перед ней человек на лестнице прибивал над дверью здания, которое Колум сразу же предназначил для работы, вывеску с золотыми буквами.
— Ты действительно считаешь, что первым нужно закончить бар? — спросила Скарлетт. Она постоянно спрашивала одно и то же с тех пор, как Колум объявил ей о своем намерении.
— Тебе легче будет найти рабочих, если им будет где выпить кружку пива после работы, — отвечал он в тысячный раз.
— Ты говоришь то же самое каждый раз, но я все же не понимаю, разве это не сделает их хуже? Если бы я не следила за ними, ничего не было бы сделано вовремя. Они бы все были вроде этих! — Скарлетт указала большим пальцем на группу заинтересованных наблюдателей вдоль улицы. — Им следует вернуться туда, откуда они пришли, и выполнять свою работу, а не наблюдать, как работают другие.
— Дорогая Скарлетт, это национальная черта характера: сначала получить удовольствие от жизни, а потом думать об обязанностях. В этом очарование и счастье ирландцев.