Он был таким маленьким! Больше, конечно, чем дом бабушки, но все же слишком маленький для семьи. Где же они все спят? Входная дверь вела прямо в кухню, которая была раза в два больше кухни в маленьком домике и во столько же меньше спальни Скарлетт в Атланте. Самым заметным предметом в комнате был очаг: большой и каменный, он располагался у правой стены. Слева от него поднималась крутая деревянная лестница с перилами, дверь от нее вела в другую комнату.
— Подвинь стул к огню, — посоветовала Кэтлин. Прямо на каменном полу очага низким пламенем горел торф. Такими же камнями был выложен весь пол в кухне. Все кругом было вымыто и начищено до блеска, и запах мыла смешивался с острым ароматом горящего торфа.
«О Господи! — подумала Скарлетт. — Моя семья действительно бедна. Но почему, почему Кэтлин так рвалась вернуться сюда?!»
Она через силу улыбнулась и села в резное деревянное кресло, которое Кэтлин придвинула к очагу.
Только потом, позже Скарлетт поняла, почему роскошная жизнь в Саванне не могла заменить Кэтлин маленького домика с соломенной крышей. О'Хара создали в Саванне Нечто вроде островка счастья, который был заселен только ими и воспроизводил ту жизнь, которую они знали когда-то в Ирландии. Здесь же все было изначальным и подлинным.
Кто-нибудь постоянно заглядывал в открытую дверь, восклицая: «Ну надо же, да тут все в сборе!» Затем их приглашали зайти и «посидеть у огня». Старики и дети, женщины и мужчины заходили один за другим, иногда по двое, по трое. Музыкальные ирландские голоса приветствовали Скарлетт, поздравляли Кэтлин с возвращением домой так тепло и сердечно, что обе были тронуты до глубины души. Это было небо и земля по сравнению с тем миром формальностей, где все покупалось и продавалось и к которому так привыкла Скарлетт. Люди так просто говорили, кем они ей приходятся, рассказывали об отце, вспоминали истории прежних времен, которые передаются из поколения в поколение.
Она словно видела Джералда О'Хара здесь, среди сидящих вокруг огня, узнавала его лицо, слышала его голос.
«Будто папа сам здесь, — подумала Скарлетт. — Я могу видеть, каким он был здесь в молодости».
Ей рассказали все городские и деревенские сплетни: кто куда пошел, кто что сказал и так далее…
Скарлетт казалось, будто всю жизнь она знакома и с кузнецом, и со священником, и с хозяином пивной, и с этой женщиной, у которой курица несет яйца с двумя желтками. В дверном проеме появилась лысая голова отца Донахера. Скарлетт показалось это вполне естественным, а когда он вошел, она поймала себя на том, что вместе со всеми украдкой глянула, заштопана ли дырка на сутане, которая вечно рвется, цепляясь за острый угол церковных ворот.
«Здесь всегда было так, — подумала она, — все друг друга знают, твоя жизнь, твои дела у всех на виду. Все какое-то маленькое, близкое и очень удобное».
Все, что она видела, слышала и чувствовала, было родным и узнаваемым, это был тот самый мир, к которому она всегда стремилась и знала, что здесь она действительно счастлива.
«Лучшего отдыха и придумать нельзя, — думала Скарлетт, — будет что рассказать Ретту. Может быть, вернемся сюда вместе когда-нибудь. Он ведь никогда не рвался уехать при первой же возможности куда-нибудь в Париж или в Лондон. Конечно, мы не сможем жить вот так, это слишком… слишком по-крестьянски. Но все равно оригинально. Завтра же надену свое ирландское платье, когда приду навестить их снова. И никакого корсета. Надену желтую нижнюю юбку, а сверху синюю… или, может быть, красную»…»
Вдалеке зазвонил колокол, и молодая женщина в красной юбке, которая показывала Кэтлин, какой первый зуб прорезался у ее ребеночка, вскочила на ноги.
— Матерь Божия! Мой Кевин скоро вернется, а дома нет обеда!
— Так возьми немного жаркого, Мэри-Хелен, там достаточно для всех.
Не прошло и минуты, а Мэри-Хелен уже бежала домой, держа одной рукой малыша, а другой — миску, прикрытую салфеткой.
— Поможешь мне убрать посуду, Колум? Сейчас мужчины приедут обедать. Где только черти носят эту Бриди?!
Один за другим вошли мужчины, возвратившиеся с поля. Скарлетт встретила брата своего отца — дядю Дэниэла и его сыновей. Их было четверо, от двадцати до сорока четырех лет. Сам дядя, несмотря на свои восемьдесят, оставался высоким и энергичным.
— Дом, наверное, ничуть не изменился с тех пор, когда папа был молодым и его старшие братья тоже.
Колум казался таким маленьким, когда сидел за одним столом с огромными мужчинами О'Хара.
Пропавшая Бриди вбежала в дверь как раз тогда, когда Кэтлин раскладывала жаркое по тарелкам. Бриди промокла насквозь: ее юбка прилипала к ногам, а с волос капало на спину. Скарлетт, услыхав шум, подняла голову, но солнце светило ей прямо в глаза и она ничего не увидела.
— Ты что, Бриди, в колодец свалилась? — спросил самый младший из братьев, Тимоти.
Он обрадовался возможности отвлечь внимание от собственной персоны, потому что братья поддразнивали его за слабость, которую он питал к какой-то девушке. По имени ее не называли, а говорили «некая золотоволосая дама».
— Я купалась в реке, — сказала Бриди.
Потом она села и начала есть, не обращая внимания на реакцию, вызванную ее заявлением. Даже Колум, который никогда никого не критиковал, повысил голос и постучал по столу.
— Отвлекись-ка от кролика и посмотри на меня. Бриджи О'Хара! Разве ты не знаешь, что на каждую милю по всему течению Бойна каждый год приходится по одному утопленнику?
Бойн?!
— Это что, тот самый Бойн, что в «Воинской битве»? Да, Колум? — спросила Скарлетт.